— Я и не собирался, Крис! Как бы то ни было, мне гораздо лучше считаться твоим другом, чем врагом. Ведь только это не позволило тебе сбежать при Индире!

Светлая бровь Кристофера приподнялась на толщину волоска:

— Ого. Значит, ты нашел другой способ подстраховаться?

— Конечно! — капитан был привычно весел. — Ведь побег твой мне тоже невыгоден. Поэтому кудесники сделали кое-что, — он вытащил из-за пазухи коричневый ошейник — такие на дворовых собак надевают. — Если дернешься, то стоит кудеснику щелкнуть пальцами — и голову оторвет!

— Мне? — не понял кровопийца.

— Зачем же тебе? Ты у нас ценный гость! Тому, кого ты хотел найти больше остальных. Если уж тебя это не остановит, то не остановит вообще ничего.

Отрава не пошевелилась, когда Кадж подошел к ней и почти нежно нацепил на шею заколдованную безделушку, попутно извиняясь:

— Прости уж, Отрава! Ты должна и сама знать, что вашему дружку доверять нельзя.

Пока он застегивал кожаный ремешок, Отрава смотрела в глаза Кристоферу в поисках объяснений, но на этот раз эмоций расшифровать не сумела.

Правда, когда их разместили в одной крытой повозке — а те были достаточно большими, чтобы вмешать по восемь человек — вопрос задала Нанья:

— Так ты извращенец или нет, Крис? Мы уже с тобой навсегда слиплись, поэтому можешь признаться без опаски!

Он промолчал.

— Значит, хотел Отраву найти больше остальных? — отчего-то очень искренне улыбался Лю. Наверное, просто радовался, что все до сих пор живы-здоровы. — А я не удивлен!

— Негоже смеяться над душевными порывами других людей, если они искренни и не греховны! — загундосил клирик и тут же лупанул Лю по плечу — все возвращается на круги своя.

— А почему сразу извращенец? — не понял Кадж. В Правоморье уже давно забыли про традиции кровопийц, оттого он и недоумевал. — Отрава девица боевая, гордая, духом сильная. Я б такую даже на трон усадил, не то что за нашего Криса отдал. Была б у него карманной совестью.

И загоготал. Отрава вздрогнула от противоречивости: Кадж назвал их друга «нашим Крисом», вызвав в ней легкий укол ревности, и выдал при этом беспросветную чушь, породив отвращение. Она снова посмотрела на Кристофера, но тот опять ничего не объяснил.

Возможно, она и правда вызывала в нем симпатию. Но даже Отрава не решилась бы теперь назвать это извращением: они вчетвером столько пережили, что сроднились. Удивительно ли, что и более глубокие чувства по ходу дела появились? Симпатия может исчезнуть, а может стать чем-то очень серьезным — такое случается. Вот Лю, например, в которого она еще недавно была влюблена, теперь в ней вызывал совсем другие эмоции, где-то в поместье Иракия, незаметно для нее самой, изменившиеся. Теперь в груди не трепетало при взгляде на него, но любовь выросла в разы — сейчас она за Лю жизнь бы отдала. Беды роднят тех, кто сквозь них рука об руку прошел. А Крис… ну нет, он же кровопийца! Возможно, самое прекрасное существо в мире. Но в природе много прекрасного, вызывающего восхищение со стороны. А у Кристофера, в отличие от прочих природных явлений, был еще и неоднозначный характер:

— Что же вы за глупцы, раз решились от своего господина бежать? А если бы я тоже сбежал, где бы мы друг друга искали?

— Так ты ведь не смог сбежать, Кирами! — резонно заметил Лю. Они быстро входили в привычный тон беседы.

Но Нанья вдруг ухватила сидящего напротив Криса за локоть и подтянула к себе — нос к носу:

— А я отвечу честно: сбежали, потому что молодой господинчик там чуть твою Отравушку не изнасиловал! Я ему рожу сожгла за это, но мы решили их гостеприимством больше не злоупотреблять!

И через пару секунд отпустила его, звонко расхохотавшись. Вероятно, разглядела нечто, что очень хотела разглядеть. Но когда Кристофер выпрямился, в глазах его снова ничего не нашлось. Он тут же повернулся к клирику и попросил в очередной раз прочитать по порядку все ключевые псалмы. Солдаты в повозке постоянно менялись — не выдерживали дольше нескольких часов, а у пленников выхода не было. Отрава с Наньей выли в голос, Лю только морщился и в окошко выглядывал, будто свежий воздух глотал.

Сколько бы Отрава не пыталась поймать во взгляде Кристофера отголоски эмоций, ей это не удавалось. Хотя она уже успела убедить себя в верности выводов — это несложно, если все вокруг к таким же выводам пришли, а некоторые рыжие еще и подмигивали лукаво в каждый удобный момент. Но Отравино представление о сути вещей немного треснуло, когда пришлось посмотреть на Криса в другом свете.

Через три дня повозки приблизились к большому городу. Там предполагалось отдохнуть ночь и пополнить запасы. Кудесник сразу предупредил капитана:

— Могут быть проблемы. Конечно, горожане кровопийц прежде не видали, но многие грамотные и книги читают. Если кто-то разглядит нашего Криса…

И вместо плаща с глубоким капюшоном, предлагаемого остальными, сам же нашел лучший выход:

— Пусть Нанья его внешность переколдует, у нее прочно это заклинание ложится. Под темными волосами и огромным носом никто кровопийцу не заподозрит!

Нанья только плечами пожала — ей практика на руку. Кристофер тоже перечить не стал, но заявил, что кровопийц узнают лишь по осанке и явному превосходству, а не цвету волос. Но с ним никто не согласился. После Наньиных процедур перед смеющимся отрядом предстал стройный, но несимпатичный лицом… возвращенец! Самый натуральный из всех возвращенцев, хоть и необычно высокий. Нанье даже брови и цвет кожи затемнить удалось.

На издевки сам Кристофер не обращал внимания, зато Отрава никак не могла привыкнуть к новому образу. Совсем-совсем возвращенец, только не улыбается понапрасну, а глаза все те же серые, пронзительные — и если в них смотреть долго, то обязательно поймешь, что внутри. Когда повозки въехали в город и остановились, Кадж снаружи приказал выходить. Солдаты вынырнули первыми, за ними Нанья и Лю. Тогда-то, когда они буквально на пару секунд остались наедине, Кристофер спросил неожиданно:

— Почему ты смотришь на меня постоянно, Отрава, но при этом не смеешься над моими бровями?

И она совершенно бездумно выпалила — все дело было только в его теперешним виде, так сильно сбивавшем с толку:

— Я нравлюсь тебе? Как… кровопийца бы нравилась? Все так говорят, и это меня мучает.

— Что зависит от моего ответа, если ты через несколько десятков лет умрешь?

Это было признание. Или Отраве очень хотелось услышать откровенное признание? Ведь он почти сразу потянулся к ней, как и она — самая первая — смогла разглядеть в нем больше, чем остальные! А если бы он сразу выглядел вот так и не воспринимался кровопийцей, то не разглядела бы она в Крисе еще больше? В его ответе прозвучало, что основания так считать у нее есть, но он тоже не собирается об этом размышлять из-за их разности. Можно ли полюбить явление природы? Можно ли полюбить человека, если ему отведено тысячекратно меньше жизни, чем тебе?